Я был и слаб и уязвим, дрожал всем существом своим, Кровоточил своим больным истерзанным нутром,- И, словно в пошлом попурри, огромный лоб возник в двери И озарился изнутри здоровым недобром.
Но властно дернулась рука: "Лежать лицом к стене!" - И вот мне стали мять бока на липком топчане. А самый главный - сел за стол, вздохнул осатанело И что-то на меня завел, похожее на "дело". И что-то на меня завел, похожее на "дело".
Вот в пальцах цепких и худых смешно задергался кадык, Нажали в пах, потом - под дых, на печень-бедолагу. Когда давили под ребро - как екало мое нутро! И кровью харкало перо в невинную бумагу.
В полубреду, в полупылу разделся донага,- В углу готовила иглу нестарая карга,- И от корней волос до пят по телу ужас плелся: А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?! А вдруг уколом усыпят, чтоб сонный раскололся?!
Он, потрудясь над животом, сдавил мне череп, а потом Предплечья мне стянул жгутом и крови ток прервал. Я, было, взвизгнул, но замолк,- сухие губы на замок,- А он кряхтел, кривился, мок, писал и ликовал.
Он в раж вошел - знакомый раж,- но я как заору: "Чего строчишь? А ну, покажь секретную муру!.." Подручный - бывший психопат - связал мои запястья,- Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья. Тускнели, выложившись в ряд, орудия пристрастья.
Я терт и бит, и нравом крут, могу - вразнос, могу - враскрут,- Но тут смирят, но тут уймут - я никну и скучаю. Лежу я, голый как сокол, а главный - шмыг да шмыг за стол - Все что-то пишет в протокол, хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь, а то ослаб, устал,- Ведь скоро пятки станут жечь, чтоб я захохотал, Держусь на нерве, начеку, но чувствую отвратно,- Мне в горло сунули кишку - я выплюнул обратно. Мне в горло сунули кишку - я выплюнул обратно.
Я взят в тиски, я в клещи взят - по мне елозят, егозят, Все вызвать, выведать хотят, все пробуют на ощупь. Тут не пройдут и пять минут, как душу вынут, изомнут, Всю испоганят, изорвут, ужмут и прополощут.
"Дыши, дыши поглубже ртом! Да выдохни, - умрешь!" "У вас тут выдохни - потом навряд ли и вздохнешь!" Во весь свой пересохший рот я скалюсь: "Ну, порядки! Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!" Со мною номер не пройдет, товарищи-ребятки!"
Убрали свет и дали газ, доска какая-то зажглась,- И гноем брызнуло из глаз, и булькнула трахея. И он зверел, входил в экстаз, приволокли зачем-то таз... Я видел это как-то раз - фильм в качестве трофея.
Ко мне заходят со спины и делают укол... "Колите, сукины сыны, но дайте протокол!" Я даже на колени встал, я к тазу лбом прижался; Я требовал и угрожал, молил и унижался. Я требовал и угрожал, молил и унижался.
Но туже затянули жгут, вон вижу я - спиртовку жгут, Все рыжую чертовку ждут с волосяным кнутом. Где-где, а тут свое возьмут! А я гадаю, старый шут: Когда же раскаленный прут - сейчас или потом?
Шабаш калился и лысел, пот лился горячо,- Раздался звон - и ворон сел на белое плечо. И ворон крикнул: "Nеvеrмоrе!" - проворен он и прыток,- Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток. Напоминает: прямо в морг выходит зал для пыток.
Я слабо поднимаю хвост, хотя для них я глуп и прост: "Эй! За пристрастный ваш допрос придется отвечать! Вы, как вас там по именам,- вернулись к старым временам! Но протокол допроса нам обязаны давать!"
И я через плечо кошу на писанину ту: "Я это вам не подпишу, покуда не прочту!" Мне чья-то желтая спина ответила бесстрастно: "А ваша подпись не нужна - нам без нее все ясно". "А ваша подпись не нужна - нам без нее все ясно".
"Сестренка, милая, не трусь - я не смолчу, я не утрусь, От протокола отопрусь при встрече с адвокатом! Я ничего им не сказал,