Я при жизни был рослым (в записях Михаила Шемякина, 7LP)
при жизни был рослым и стройным, Выбивался из общей кадрили И в обычные рамки не лез. Но с тех пор, как считаюсь покойным, Эту славу за мной укрепили, К постаменту прибив ахиллес.
Выделялся косою саженью, Знайте, черти! Мои плечи подверглись суженью После смерти.
И в привычные рамки я всажен: «Распри», «мили»… А косую неровную сажень Распрямили.
В день, когда я фактически умер, Вкруг меня полонезы плясали Представители новой струи, И не знаю, кто их надоумил, — Но они аккуратно стесали Азиатские скулы мои.
Тишина надо мной раскололась — Из динамиков хлынули звуки, Мне на рожу направили свет, Мой надорванный воплями голос Современные средства науки Превратили в приятный фальцет.
Стали хором кричать мои песни, Позабыв разногласья и склоки, И никто не сказал им: «Не сметь!». Я в граните немел, хоть ты тресни, И текли мои рваные строки Непрерывно и ровно, как смерть.
Но… звонок с того света, как зуммер, Проскрипит, а на это в надежде И смышленые сообразят, Что, хотя я фактически умер, Я остался высоким, как прежде, И не согнут, и скулы торчат.
И строитель шикарных гостиниц (Он мне ровно по щиколку ростом) — Сам и скульптор, и каменотёс — Встал меж ног и, держась за мизинец, Разродился приветствием-тостом И хвалу нараспев произнёс.
Я стою — и ужат, и обужен — Нате, смерьте! Неужели такой я им нужен После смерти?!