Во дни разлук и горестных сомнений, Как нам писал из Франции Тургенев, Не надо слёз и горьких сожалений... Она уехала с другим купаться в Крым. Я в это время по тайге, как аллигатор, Несу громадный щелочной аккумулятор, В груди молотит, словно перфоратор, Но я молчу и напеваю про себя:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей наливает «Цинандали». Твёрдой рукой он бутерброд её мажет чёрной икрой И нежно поёт ей это дивное танго.
Он был простым и скромным аллопатом, Я, впрочем, путаю – скорей, гомеопатом, А если даже и патологоанатом, То всё равно у них всех денег до хрена. А я кукую от зарплаты до аванса, Изобретаю вечно чудеса баланса И в состояньи гипнотического транса Я у окошка кассы напевал:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей наливает «Гурджаани». Твёрдой рукой он бутерброд ей мажет красной икрой И нежно поёт ей это чудное танго.
Она прелестна, ей в тени не слишком жарко. На пляже млеют сталевары и доярки. Гомеопат, коньяк смакуя высшей марки, Тихонько кушает протезами шашлык. Меня трясёт, и зуб на зуб не попадает, По вертолёту только челюсти летают, А временами и сознанье пропадает, А в животе от голода ревёт:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей льёт в бокал «Вазисубани». Твёрдой рукой он бутерброд ей мажет просто икрой И нежно поёт ей это страстное танго.
Зачем, зачем я не пошёл в гомеопаты И не послушался ни мамы и ни папы, А узловатые мозолистые лапы – Не для её покрытых солнцем плеч. Энцефалитные на мне резвятся клещи. Я не скажу, чтоб я любил такие вещи. В желудке чистая вода ритмично плещет, И это всё. Но я не плачу, а пою:
Белый прибой и купол неба голубой-голубой, Кто-то другой ей льёт в бокал «Напареули». Твёрдой рукой он бутерброд ей мажет ... И нежно поёт ей это южное танго.