Открыл глаза. Закрыл глаза. Ещё один день перемотай назад. Закрыл глаза. Открыл глаза. Ещё одну ночь перемотай назад. В лагерях смерти учат жизнь любить. В школах жизни учат на жизнь забить. Чиновник мне на лбу поставил крест, ведь мы ягоды с одного поля.
Да будет воля моя! Да будет правда моя! Да будет жизнь моя! Да будет психия моя!
По политстатье нас полевой суд проклял и изрёк: "Виновны!" Ибо недостойны были поцелуя главнейшего, самого безобразного вождя полуживых и всея мёртвых могильщика. Нам подбросили запретную картинку. Нас заподозрили в массовых беспорядках. Вынесен приговор: общественные работы. А для устрашения расстреляли человека. Он заполз на эшафот, подошёл к стенке, высморкался и был расстрелян. Команда "пли!", приказ "огонь!" спугнули птиц лучезарных под небом. А гражданин уснул в спокойствии с пеною у рта. А зеваки окрест оглянулись и возрадовались процветанию безмятежному, и пошли следить за последними известиями. Осёл же кричал на это: "Иа!" И убитого не жаль. Ему смерть поделом. И расстрел не зря - он и до этого не жил. Они строили-строили и наконец построили, дабы было так! И вечно будет так! Но только слышу я писки и визги чертей. Смердит мне зловонное откровение склизких, заплесневелых костей, ибо я чужой. Но для могильных людей кладбищенской земляники крупнее и слаще нет, законопослушной судьбы священней и праведней нет, изгнания озверелых и взрывоопасных ничего лучше нет, запрета сопротивлений и революций разумнее ничего нет.
Проклятьям нет! Песням нет! Падал мокрыл снег. Вверх по этажам ненавистный побег освобождения. Мне некого ждать, хоть за спиной и зовут, но бежать-бежать-бежать, куда глаза глядят. Убежать по асфальтовой дороге от кладбища. Убежать по нехоженным тропам от ограды могильного государства. Там стерилизованный погост, утихомиренный погост, так бесконечно-вековечный погост. Но вечность кончилась днём. Затишье сменила война, мои измена, бой бунт. Видимо, сломалась кукла в моей голове. И мне нечего ждать. Лишь скандирует кто-то: "Бежать! Бежать! Бежать!"
Так глаголит воля моя! Так гласит вера моя! Так взывает совесть моя! Так молится память моя!
Так поёт песня моя! Мне ничего не надо от них - нет у меня с ними общих дел. В царстве согласия жители всю жизнь зарабатывают на похороны. Но не гробом единым! Эхо громом звериным уничтожило грех. Но кого ж распнуть, коли никто не грешил, кроме тех, кто извергнулся из внутренней тьмы. Их не нашли, но прокажённую одежду сожгли.
Пепел - в небо. Была там кровь моя! Там было слово моё! Там было имя моё!
Конца и края нет моей свободе. Это помешательство, это беспамятство, это психоз, это юродство, это антиутопия.
Ветер - в лицо. Свежий воздух - в лицо. Вольницей полнится мой сладкий сон, мой исход в даль белоснежных высот напрямую в рай. Тай, арктогейский айсберг. Я твой атлант, твой мамонт, блудный сын. Я пришёл один к тебе. Мой победный побег. От кладбища тянулся фитилёк. Я на него плюнул зажигательной слюной и поджёг. Мой окончательный порыв. Позади раздался оглушительный взрыв... и я зевнул. Предо мною отверзлись златые врата: "Что ты сделал?" - Я убил врага!
Да здравствует воля моя! Да пребудет правда моя!
И кто-то снова вострубил: "Первый раунд закончен!"