Ты ушёл от погони, загоняя коня, и впивались в бока раскалённые шпоры, А теперь... Слышишь дед? Загоняют меня, дышит в спину опять та же самая свора. Я храню до сих пор твой Георгиевский Крест, и кокарду с орлом, золотые погоны, А приросший к бедру твоей сабли эфес помогает в дороге мне все эти годы.
И опять я на той стороне баррикад, будто время бежит не туда , а оттуда. А со стен снова смотрит знакомый плакат, тычет пальцем – «А ты записался в Иуды?» Нет, я в вольное поле направлю коня, вспомню Белое Воинство перед расстрелом, Где тогда расстреляли другого меня, а сегодняшний я вновь стою под прицелом.
Конь хрипит подо мной. Продержись-ка, браток. Как давили иуд, так до тризны и будем. Нам бы только Российской водицы глоток из того родника, что неведом иудам. Не просил я пощады до последнего вздоха, лишь оставил в обойме последний патрон. Но казалось ослеп, и казалось, я глохну, когда так же, как ты, уходил за кордон.
Козырнул мне жандарм и вернул документы, каблуками прищёлкнув, я отдал ему честь, И на выход пошёл, тут не дО сантиментов – там осталась Россия, только я теперь здесь. Ничего от судьбы мы уж больше не просим, но опять собирается наш гарнизон. Расплескалась чужая Парижская осень по истёртому золоту наших погон.
Я свободою новой успел надышаться, на минуту поверив, что это не сон. Но вернусь я опять, нам не время прощаться. Господа офицеры, не снимайте погон!
Второй катрен текста песни – реминисценция куплета песни Кирилла Ривеля «Ой, ты время воронёное», а именно вот этого…. . «Все что имею – в бедламе прожитые годы, с кляпом во рту, не на той стороне баррикад. Мертвой водой потянуло от новой свободы, будто бы смотрит со стенок знакомый плакат. Тычет мне пальцем: «А ты записался в Иуды?» Нет, брат, я к Белому Дону направлю коня!.. Время бежит, только жаль не туда, а оттуда, где за Россию распяли другого меня».