Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем,- Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом: Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,- Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок, И ударит душа на ворованных клячах в галоп. В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то: Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел. И среди ничего возвышались литые ворота, И огромный этап у ворот на ворота глядел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом, Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел. Седовласый старик слишком долго возился с засовом - И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушел.
И измученный люд не издал ни единого стона, Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел. Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном! Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
И апостол - старик, он над стражей кричал - комисарил Он позвал кой-кого и затеяли вновь отворять Кто-то палкой с винтом, поднатужась, об рельсу ударил И как ринулись все в распрекрасную ту благодать!
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых: Это Петр старик - он апостол, а я - остолоп. Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок! Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ? Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб,- Ну а я уж для них наворую бессемечных яблок. Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах А тем временем я снова поднял лошадок в галоп Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок И за это меня застрелили без промаха в лоб
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,- Кони головы вверх, но и я закусил удила. Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок Я тебе привезу: ты меня и из рая ждала!