Он всегда косолапил, когда ходил, И как-то странно поводил плечом. У него было невнятное лицо, С таким лицом хорошо быть палачом.
Лицо его было как сморщенное яблоко, Забытое червями в первом снегу. И сколько не силюсь, но цвет его глаз Я почему-то вспомнить никак не могу.
Лет 15 назад у него был плащ, Такой, из болоньи, рублей за 30. Их продавали на каждом углу. Их слали за водку нам прибалтийцы. И у него был портфель крокодиловой кожи, Но кожа была стопроцентный кожзам. Что он носил в этом портфеле, Не знал никто, и не ведал он сам.
Явно портфель был пустой, Без вопросов, наверняка. Я вспомнил, как я прозвал его - "Янки Додсон", я звал его "Янки Додсон".
Каждое утро на втором этаже Я всегда пил кофе и смотрел во двор. Он проходил в своем сером плаще, Слегка озираясь, как опытный вор.
И когда он скрывался за кустами, вдоль тропки - А кустов во дворе у нас было много - Я всегда говорил себе: "Янки Додсон, Я знаю, Чем кончится эта дорога".
Я всегда называл его Именно так - Я всегда называл его "Янки Додсон", я звал его "Янки Додсон"
А когда вечерело, и мы с друзьями П или вино или пели песни, Он всегда проходил мимо нас В плаще нараспашку, суров, но весел. Походка его не была очень твердой, Но он крепко держал свой портфель под мышкой. Мы кричали ему: "Выпей с нами, Додсон". А он отвечал: "Пошли вы на хуй, мальчишки!"
Именно за это я и прозвал его - "Янки Додсон". Я звал его Янки Додсон.