Мать зачала ребёнка при белой луне, в тени орешника и древней бузины, опьянённая маковым соком и плачем дрозда; и с тихим состраданьем склонился над ней бородатый лик из темноты окна; старый домашний скарб предков валялся в ветхости; любовь и осенние грёзы.
Тёмный день года, печальное детство, мальчик тихо спустился к холодным водам серебряных рыб, в тишину и раздумья; когда он камнем бросился наперерез вороным лошадям, в серой ночи взошла его звезда;
или: когда, держась за материнскую зябкую руку, вечером шёл он осенним кладбищем святого Петра, нежный мертвец тихо лежал в тёмном склепе - и поднял на него свои холодные веки.
Сам он, однако, был маленькой птичкой на голом суку, колокольчиком в долгий ноябрьский вечер, тишью отца, когда во сне по сумеречной винтовой лестнице спускался как тень.
2
Мир души. Одинокий зимний вечер, тёмные силуэты пастухов над старым прудом; младенец в хлеву, крытом соломой; о, как тихо в чёрную лихорадку погрузилось чело. Ночь Рождества.
Или: когда вцепясь в жёсткую руку отца, он тихо всходил по склону мрачной Голгофы, и в сумерках скальной пещеры возникла синяя тень человека из преданий о нём самом - из раны под сердцем пурпурно капала кровь. О, как тихо в тёмной душе воздвигался крест!
Любовь; когда в чёрных углах таял снег и в старом бузиннике плутал голубой ветерок, под тенистым сводом орешника; и отроку тихо предстал его розовый ангел.
Радость; когда в прохладных покоях под вечер звучала соната, на потолочной балке гнилой из серебряной куколки выползал голубой мотылёк. О, приближение смерти. Когда жёлтый лик исчезал в окаменевшей стене; или: онемевший от страха ребёнок, когда в марте зачахла луна.
3
О, пасхальный розовый звон в склепе ночи и серебряный голос созвездий, в чьём дрожании ниспало тёмное безумье со лба сновидца.
О, как долог путь по синей реке в думах о позабытом, когда из зелёных ветвей дрозд призывает пришельца в закат.
Или: когда, вцепившись в костлявую руку старца, вечером шёл он по городу вдоль обветшавших стен, и старец нёс розового младенца в чёрном плаще, в тени орешника предстал дух зла.
На цыпочках по зелёным ступенькам лета. Как тихо в бурой осенней тиши разрушился сад, аромат и печаль старой бузины, когда в тени Себастьяна серебряный голос ангела смолк.