Он садится с нею рядом, он берёт её за плечи, И причудливым узором засверкает его речь... Слушай! Там далеко-далеко есть земля, Там Новый Год, ты не поверишь, Там Новый Год два раза в год, вот... Там снег, там столько снега, что если б я там не был сам, Я б не поверил, что бывает столько снега, Что земля не видит неба, И звёздам не видать вершин, Как посреди огней вечерних и гудков машин мчится Тихий огонёк моей души. Тихо-тихо-тихо, там Нью-Йорк говорит с Москвой: \"Москва, Москва, забери меня домой!\" Долгою упрямою строкой бежит дорога подо мной... Ещё чуть-чуть - и распрощаемся с землёй, А ей клянётся, что вернётся: \"Совру - так с места не сойду!\" Врёт. Сойдёт... Посреди огней вечерних и гудков машин мчится Тихий огонёк моей души. Посреди огней вечерних и гудков машин мчится Тихий огонёк его души. Какая глупость, право верить его словам, а не поверить - грех, Там, который веселее и светлее их всех, эх, Она молчит и улыбается ему, тому, Который возвращается... Посреди огней вечерних и гудков машин мчится Тихий огонёк его души. Посреди огней вечерних и гудков машин мчится Тихий огонёк моей души.