- Ратияр! Впереди! – предупреждающий крик Валдая вернул меня с небес на землю. Я всмотрелся. Ели. Вполне заурядные с виду ели. Ну, разве что повыше да пораскидистее окрестных. Ни зверя, ни чего другого, что могло бы представлять опасность, я не заметил. Только над землей, у корней, клубился густой белый туман – вполне обычное явление для рассветной поры.
Копыта чародейкиной кобылы уже взбивали его в пышную белесую пену.
- Стой! Стой, идиотка! – это заорал Доброслав.
- Куда прешь, дура! – не отставали от него Перко и Валдай. – Это же Туман! Не видишь? Пожирай-тума-а-ан!
Но всадница, на слыша предупреждений, уже потонула в поднявшемся от земли непроглядном мареве.
Я осадил коня, обернулся к своим воинам:
- Какой еще туман? Чего встали? Вперед!
Те оживленно махали руками, давая понять, что и сами не поедут, и мне ой как не советуют! Подоспевшие светоградские и наши, довбужские, дружинники, похоже, были того же мнения. Во всяком случае, ни один из них желания ехать сквозь туман не проявлял.
- Трусы! Навоз из конюшен выгребать будете! Из дружины выгоню! Всех! С позором! – уговаривать и понукать предателей времени не было. Пришпорив Чаруна, я махнул следом за успевшей скрыться из виду чародейкой, краем глаза подмечая, что светоградская беглянка сделала то же.
* * *
Сердце ухнуло в пятки, затем подпрыгнуло, норовя выскочить из груди. Чарун беспомощно заржал, не чуя под ногами землю, забился, захрапел, точно готовый пасть. Не было видно ни зги, но зато было отчетливое ощущение, что все вокруг вращается, скручивается, и что скручиваюсь я сам, и тело мое течет, словно расплавленное, и рассыпается стылым прахом в коловороте вечности…
Через наполненное мглой и небытием мгновение все кончилось. И это жуткое ощущение надвинувшейся смерти, и кручение, и мороз…
Я потряс головой: «Вот вам и пожирай-туман! Прожевал и выплюнул!»