То-то было весело, то-то было славно, Зарубили молодцы царевну Николавну. Отрубили голову, обрубили руки, Ноги, ягодицы и младые груди. После долго пили, пели, веселились, Громко поздравлялися, часто матерились. Ну и опосля того долго издевались Над частями тела, которые остались. Больше веселился всех заговорщик Яшка: Зверски изнасиловал еще теплую ляжку. «Ляжка – ты какашка! Полюби меня!» - Каламбурил Яшка, противно хохоча. Тут поднялся стражник Верхний Уфалей, Всем он был известен хитростью своей. «А слабо ли, Яшка, Бог меня прости, С головой еёной ночку провести?». Побледнел немного Яша, но потом Быстро оклемался и сказал: «Яволь!». Будьте же свидетели, други вы мои, Этому отчаянному, дерзкому пари! Я даю вам слово, нисколько не кривя, С башкою Николавны встретит нас заря!» На том и порешили собутыльники, Бухнули напоследок и дрыхнуть разошлись. Прихватили каждый, как на сувенир, Части ее тела, кровью облитые Разошлись по комнатам одного дворца, Сонно матюгаясь и слегка блюя. Но мало ли помалу сон их повалил, Отсмеркалась зорька, опустилась ночь. Только сны несносные Яшу тормошат, Манят и тревожат, хрюкают, сопят. Снятся ему крысы с конской головой, Карлики, уроды и вообще говно. И проснулся Яша в скользком весь поту, Соскочил с постели – спать невмоготу. И босыми шлепая, подошел к столу, На котором в блюде лежала голова. Криво усмехнулся, внутренне дрожа, И погладил голову по мертвым волосам. Только он коснулся головы ее, Отворились очи и мертвые уста, Говорит царевна: «Яша-ша-ша-ша! Подойди поближе, поцелуй меня!» Содрогаясь страшно и превозмогя Потянулся Яша, гУбами тряся. Тлением уже тронуты прелести ее В необъяснимой нежности всосались до зубов. Чуть не оторвала кожу от крови Улыбнулся сладко: «Гран тебе мерси!» Отправляйся, Яша, ко дружкам своим, Принеси мне руки, ноги и т.д. Отшатнулся Яша в диком ужасе И как будто пьяный вышел в коридор. Тихо спит в кровати толстопузый Фрол, Под подушкой у него две синие ноги. Скромно в дверь прокрался очень тихий стук. «Это кто там бродишь?», - «Это я – твой друг». «Ааа, не спиться, Яков, что же, проходи». «Я по делу, Фрошка, ты уж не серчай. Ты отдай мне, милый, кровавый свой трофей, Он тебе не нужен.», - «А тебе зачем?» Усмехнулся Фрол снисходительно: «Не дури, товарищ, мое – это мое». «Ну, прошу же, Фролушка, на коленях я». Тут же Фрол нахмурился, в голосе металл. «Знаешь ты обычай наидревнейший наш? То, что дОбыл с боем, никому не дай». «Что же, не отдашь?!», - Яша закричал, - «Ну так хорошо же!», - и вонзил кинжал. Дремлет тихой сапой пьяный Ермолай, Руки Николаевны между ног зажав. Отворилась створка рЕзного окна, Зашуршали тени тихо вдоль стены. Перед Ермолаем, спящим, как дитя, На колени, плача, опустилась тень. «Ты прости, товарищ, но така судьба» - Обмотал веревкой да и задушил. Спал себе бровями в землю Феодор, Вдруг посреди ночи ударила моча. И вот встает, встряхнувши, он И неверным шагом движется к клозету, озабоченный. Встал над унитазом, ноги растопырив, Вынул принадлежность и пустил струю. Но из унитаза мокрая рука Схватила его за член мертвой хваткою. Долго бултыхался бедный Феодор, От него остались только пузыри. С безумными очами, весь забрызганный кровьЮ, Завалился Яша в комнату свою. Вся она сверкала желтыми зарницами, А посередине Яша, обомлев, увидел Николавну. Целу, невредиму, А рядом с ней, О Боже! Верхний Уфалей. Он в одежде царской, усыпан бриллиантами, И глядит любовно царевна на него. «Благодарствуй, Яша, знаешь ли, кто мы? Великие масоны, Сиона мудрецы. Теперь мы будем вечно царями на Руси, Мы будем упырями кровь ее сосать, А ты – наше орудие, и больше ничего! Ты роль свою исполнил, теперь же пропа