Голубь в Сантьяго - Глава 1 | Текст песни и Перевод на русский

• Тексты песен
• Голубь в Сантьяго
• Глава 1

ГОЛУБЬ В САНТЬЯГО
Повесть в стихах

Могу я спросить мою книгу,
я ли ее написал?
Пабло Неруда

1
Усталость самого измученного тела
легка в сравнении с усталостью души,
но если две усталости сольются
в одну, - то и заплакать нету сил,
а плакать хочется особенно - когда
устал настолько, что не можешь плакать.
Так я устал однажды...
От чего?
От жизни?
Жизнь превыше обвинений.
Устал я от всего того, что в ней
скорей на смерть, а не на жизнь похоже.
Не сразу умирает человек,
а по частичкам - от чужих болезней,
таких, как равнодушие, жестокость,
тихонько убивающих его.
Но горе человеку,
если он
болезнями такими заразится, -
тогда не только мертвым стал он сам,
но, пребывая мертвым, умерщвляет.
Есть в жизни много маленьких смертей,
скрывающихся в трубке телефонной,
когда так унизительно звонить,
а никуда не денешься - придется.
В моей проклятой книжке записной
есть много номеров таких особых,
что пальцу мерзко всовываться в диск,
как будто набираешь номер смерти,
как будто сейф тяжелый открываешь
и знаешь наперед - в нем пустота
и только чьи-то черепа и кости.
В тот день я сделал несколько звонков,
заранее бессмысленных, но нужных.
Есть в слове "нужно" запах нужника,
куда войдешь и в что-нибудь да влипнешь,
так, что подошв потом не отскребешь.
И я звонил, влипая в голоса,
то в приторно-садистские, как мед,
где столько звонки, как будто мухи,
попавшись, кверху лапками торчат, -
то в булькающие скороговоркой,
как тесто, сковородки опасаясь,
трусливые пускает пузыри.
О, подлое изящное искусство
избегновенья что-либо решает
лишь тем, что не решает ничего.
И каждый раз я опускал ни с чем
гантель бессильных - трубку телефона.
Я должен сделать был еще звонок,
но телефон, как жаба из пластмассы,
такое отвращенье вызывал,
что я не смог...
Доплелся до тахты,
упал пластом, не в силах снять ботинки,
заставил руку взять со стула книгу,
раскрыл ее, но буквы расплывались.
А это был не кто-нибудь, а Пушкин.
Неужто и бессмертные бессильны
в защите смертных?
Кто же защитит?
Неужто голос в телефонной трубке
сильней Гомера, Данте, и Шекспира,
и Пушкина?
О, если даже Пушкин
не помогает, - это страшный знак!
И о самоубийстве мысль вползла
в меня из дырок телефонной трубки,
как та змея из черепа коня,
в своих зубах скрывая смерть Олега.
Я ненавижу эту мысль в себе.
Она являлась в юности кокеткой,
приятно ублажая самолюбье:
"Самоубийство не убьет - прославит.
Заставь себя признать самоубийством, -
тогда тебя оценят все они".
(Они, они... Спасительное слово
для тех, кто слаб душой, а, между
прочим,
сам для кого-то входит в часть понятья
под кодом утешительным - "они".)
Теперь кокетка мысль старухой стала,
ко мне порой являясь, будто призрак
с прокуренными желтыми зубами,
скрывающими тонкий яд змеиный,
с издевкой усмехаясь надо мной:
"Не рыпайся, голубчик, не уйдешь..."
Я даже свыкся с этою старухой
и побеждал ее своим презрением,
а может быть, своей привычкой к ней.
На свете нет, пожалуй, человека,
не думавшего о самоубийстве.
Мне, правда, был знаком писатель песен,
набитый, как соломой, жизнелюбьем,
который как-то раз расхохотался
по поводу трагедии одной,
закончившейся пулею банкротства:
"Вот идиот!..
Мне в голову ни разу
не приходила вовсе эта мысль".
К нему вообще не приходили мысли.
Я среди бела дня,
как в темноте,
лежал, не видя букв, с раскрытой книгой,
но чувствовал любой морщинкой лба
холодный взгляд бесцветных липких глаз
безмолвно выжидающей стар

Голубь в Сантьяго еще тексты