В теснинах метро, где неясно, зима или лето, Над пеной людской, в электрической тусклой ночи Звенит болеро, и поют под гитару поэты, Усталой рукой обнимают металл трубачи.
Их лица землисты, а их имена неизвестны. Что кажется внове, возможно, назавтра умрёт. Но эти артисты относятся к публике честно, Поскольку за номер не требуют денег вперёд.
Покинув уют, по поверхности каменной голой, Толпою влеком, я плыву меж подземных морей, Где скрипки поют и вещает простуженный голос О детстве моём и о жизни пропащей моей.
Аккорд как постскриптум, - и я, улыбаясь неловко, Делящий позор с обнищалой отчизной моей, В футляр из-под скрипки стыдливо роняю рублевку, Где, что ни сезон, прибавляется больше нулей.
Пусть правит нажива, убоги еда и одежда, Правители лживы и рядом бушует война,- Покуда мы живы, ещё существует надежда, Покуда мы живы, и музыка эта слышна.
И люди в надежде бегут по сырым переходам, Тому, кто поёт, не давая взамен ничего. И снова, как прежде, искусство едино с народом, Поскольку живёт на скупые подачки его. 30 мая 1995, Переделкино