Его прислали со двора за пятою струной. За ним летел пчелиный рой — плыла его сестра. Она несла в пакете хлеб. Зудела про обед. А он гитару взял и сел в углу на табурет. Нам было весело глядеть на рыжую сестру. А он гитару взял и сел в углу на табурет. Сметана рыжая! — она была ему сестра. А он гитару взял и сел в углу на табурет.
И, отвернувшись от стола к высокому окну, Он тронул первую струну как первую струну. Он на одной струне играл... Но я-то понял: он-то знает, Что мертвой поступью он входит, поднимает Над головой зеркальный черный свод Рояльной крышки. Вот идет в обход Рояля. Вот свечу берет.
Листает черновик симфонии вчерашней, Губами шевелит и шепотом поет. Вот руки поднимает и кладет — Нет! — руци он возносит и роняет! ...Пусть он уйдет. Пусть он уйдет. Уймите же его. Ведь это я сижу спиной, и более того: Ведь это, Господи, я сам, ведь это же я сам Такое слышу по ночам. Такое по ночам...
Какая мука, Боже мой, здесь в темени ночной Терпеть прибойный шквал сонат, притиснувшись к стене. Владея лишь одной струной, притиснувшись к стене, Терпеть, как миротворец — бой. Как безъязыкий — боль, Владея лишь одной струной...