Сердца иссохлись, в черепе черные дыры Чужая жизнь не важна - холодно там и сыро По пятам сиплый смех и в руках финка, Теперь я сдохну на улице с гордостью в обнимку. Небо затянеться, фонарь потухнет збоку, Это моя держава большая и одинокая. Империя больная, пепел один везде И молодые скаляться у дьявола в узде. В их домах старых гуляет простуда, Будто бы проклятье против святого люда. Сюда пришел страх пронизывает ветром, Забивайся в угол и позабудь о светлом. Закрывайся от всех щитами из стали, Спрячь искренность так чтобы не отыскали. А я верить буду пока сам не умру Что еще можна зажечь в твоих глазах искру.
Безнадежно, я слишком наивен и молод И как дитя заигрался в свой святой холод. Этот патриотизм с честью - слишком скушно. Мертая мечта под ядовитым равнодушьем.
Дорога ссыльного, счет тысячами шпал Бой нищеты с ленью, выдохся и не встал. Ждеш помощи, а вьюга воет неумолимо. Дети Росии научены проходить мимо. Пройти уверенно быстро, не шелехнувшись. Нести постыдный смех в заледенелые души. Бездвижное тело в цене, только ни звука. Полуживому на снегу шмон на скорую руку. Я во дворе умирал, день погож был и светел, Жално верил и ждал, кто-нибудь да заметит. К ночи мое кровотечение стало обильным, К запаху смерти стянулись камеры мобильных. Так и держава вся, четко и без огреха, Вымрет полностью сама себе на утеху. Встали было с братьями к обороне строем, Думали выкажем чего сибиряки стоят.
Безнадежно, я слишком наивен и молод И как дитя заигрался в свой святой холод. Этот патриотизм с честью - слишком скушно. Мертая мечта под ядовитым равнодушьем.