буду трепещать от стерильности, а ты от стильной музыки вот вырасту и выращу в себе пыльную растопыренность между кустом с перцем и блуберри, между грубостью и чувствами волоку клубком деятельность в вымышленный клуб помни, что никто никого не ждет, и все исчезают, как волны давай, волнуйся, весь путь грусти - электроника - гроб, а кроме гроувинг, траханье и самый добрый стишок
считай мой стиль лакомым, делюсь горстками склеивай пленку лаком, бери камни в руки и геройствуй разбирай двести тридцать второй маяк и не собирай после. лето две тысячи ( помехи ) я протрепался и готовлюсь к второстепенной осени.
собираю кусками изысканность, мечтаю о тасканье по атмосферам это мой триста восемьдесят восьмой стих и главное условие "ты мне веришь" в дрожь бросает, и точка.
обязательства металлосоорудительные конструкции пронизывают ублюдков. на сцене читают под плюс; на люстре подвис вымпел; сосед федя считает нормальным, если триста шестьдесят пять литров в году выпить. раскрепощенная одичалость. я абстрактный!
а ваша грусть - это негласная запутанность вкусов. хочу, чтобы ты танцевала и плакала, танцевала и слушала, и вырыдай сотни луж, прыгни, утони.
на ивенты приведу сплинтера под винтом, ведь я буду трепещать от стерильности, а ты от стильного музла.
притом я готов на колени встать, упасть, провалиться и кричать даже в пустом здании, в пустом зале, что нужно делать то, что будет кого-то заставлять делать то, что будет кого-то вдохновлять делать то, что будет кого-то делать счастливее, злее, радостнее, особеннее, завистливее, лучше, чем всех.
и знай, что нужно будет делать то, что будет кого-то заставлять делать то, что будет кого-то вдохновлять делать то, что будет кого-то делать счастливее, злее, радостнее, особеннее, завистливее, лучше, чем всех.
и когда умру - лучше спалите меня, чем рыдать гад самый популярный сингл из молитвенника. и ты меня окружи по полной я приму, как никто никого не ждет в жизни. но в груди - любовь!