Сего дня я умру. В неубранстве квартиры. Как большой броненосец, дредноут Худ. Так на память легко два с двумя все равно четыре, А один плюс один равно три у меня на слуху. Это только ноябрь? Или смерть мне стучит с порога Каблуками по старой доске скрипучей, - Я давно не молился. Убого склонившись к богу В образах и в надежде на лучший случай, - Бог, помилуй. Мария, прости, я грешен. Грешен самой больной из расплакавшихся недель. Когда новой весной зацветет во дворе черешня, Приноси мне черешню в постель, не впуская в дверь, Беспокойный и нервный, опившийся зла Апрель.
Это только Ноябрь? - или больного мутит. Врач склонился над койкой вороной, всмотревшись в разрез глаз. Что вороне судьба. Она видела всякие судьбы. И она никого не судит, лишь ворует любовь на час, Час, как часть истечения времени до финала, Когда каждый актер, представляя свою роль, Направляется из-за кулис к залу И склонившись он молится "Господи, Бог ты мой. Ты мой бог. Был мой раб. Был услугой моих желаний. Был утехой невольных снов. А теперь, я плачу за все. Нарушая твои запреты о вечности, нарушая Тишину в этом зале. И тонкий свод Звезд на небе вибрируя разрешает, Как диспетчер, исчерпывающий полет.
Это только ноябрь? Я лезу на стену с терном Поржавевшей колючей проволоки в переулок Счастья. Ты помнишь его, просторной Площади пооклиная огромность не терпящую сутулых, Но влюбленную в рыжий, что ржавчиной цвета крыши, Разукрашивает серый и пасмурный город. Если ты там, где есть, ты меня услышишь, - Сего дня я умру. Но сегодня - не очень скоро.
Платье - шерсть, кашемир. Словно свитер, он соткан мягко, Здесь четыре. Я спал, пропустив обед. Мне приснилось. В трамвае одряхшем давка. Если я куда еду - то еду, пожалуй, к тебе, Уже несколько долгих и чуждых холодных лет.