гср - Танго под танками | Текст песни и Перевод на русский

• Тексты песен
• гср
• Танго под танками

Бутлегер из двадцать седьмой квартиры,
пустая ветровка на вешалке. Сыро. Ткут
в лимбе холсты. Сегодня, Исус, не котируй
мою альвеольную сыворотку.
Сегодня, Исус, не рисуй мой лик
скорбящим, тоскущим и высоким -
я - мальчик, теряющийся от молитв
и брошеных черных окон.
Оконные рамы летят с грохотом,
и их меняют на белый пластик.
Харе Рама! Рама - в кофту
прячется в кродиловой пасти
вязанной шерсти, после шести
спадает темп уличного бытия.
Видно, листва шелестит,
хотя,
не видно ни зги.
Сгинь
театр
влачащий спины,
лучше - вакханалия и бурлеск,
оспины, шрамы, и грубый стимул
плетью
из
мягких рыбацких леск.
А - ты, лис,
веришь, что нам открылись
нарисованные двери?
Степной волк,
заилились
реки
прерий.
И - танго под танками,
и - ересь крамольная,
и сердца чарующий декаданс;
я вызвонивший тебя пранкер
с колокольни
пустых чердаков,
заколоченных касс.
Билеты кончились.
В зале - тесно.
Взлетел перекупщика-грача
ценник.
Есть только два
ужасающих
места
в спектакле -
на самой сцене.
И там, где
меланхоличная дрянь
высовывает грудь
в глазок -
вырви из меня
и скорми ветрам
кричащий на мир кусок.
Читай меня
словно себя, стремглав,
вскакивая в тамбур века, -
а я, твоими губами солгав,
буду стихов калекой.
Моя дорогая, милая,
познакомься,
вот - алкоголик,
наркоман
Исус,
он что-то невыносимое колет
себе в вены
входя во вкус.
И он танцует
на мокрых перилах,
кричит "Пацифизм - устарел. Сожги!" -
Он сегодня очаровательный
и бескрылый
веры моей
жид.
Лежит месяц,
как будто его повалило
и отлюбило
да ненавистило,
не навестив, -
это - любовь моя - опустилась
до масти,
до горечи,
до горсти.
Но если
бездомной и рыжей
подачку кинуть, -
она усядется вылавливать твоих блох -
проженная любовь, вся выженная,
какую сумел, сберег.
И мимо этих
чудес завалящих,
иди -
по стрельбе каблуков
и кофт, -
однажды, когда я сыграю в ящик,
сыграю - в ящик своих стихов.
Ямщик мой,
индеец,
тебе читаю,
малюй губы,
Малюта и бес, -
я чту твое имя
на М.,
отчаянно
не могу
его без.
Безвыходность - ложь.
Ложка не существует.
Ложится снег ровно
на ворох ресниц.
Интересно,
какую в тебя - большую? -
или маленькую
всадит вирусом кровопийц.
И в летаргической
спелой симфонии
всех обвалов
и котировок,
будешь волочить
фон чувство на фоне
языков
и
рук,
саксофонов и монтировок.
И словно натиск
и штурм
стихи
прими в руки
как самозащиту, -
трави их,
поэзия - это стрихнин
на человеческое рассчитанный.

Вот вечер.
И бромно,
и купоросно.
И выльется
все в очередной запой, -
ты просто
смотри
на картавые звезды
слепой
и чужой зимой.

И плавится воском
солдатик из сказки,
и спички заканчиваются в коробке.
Жизнь художника - это мазки и маски
сплавляющиеся по руке.

А у поэта жизнь - оторви и выбрось,
а у поэта семь пятниц, и ни одного воскресения. -
Читай мой радиоактивный выброс
как драп, как драму и кризис у невростеника.

Видишь, моя кардиограмма,
полна аритмии и артишока, -
Камо грядеши? На дне стакана
ты и твое
внутреннее,
из кишок.
Чуть тише
и я становлюсь - шепот,
я мягче ворса
и ближе метели, -
послесловие - поцелуй
с привкусом кофешопа
и белой
выстиранной постели.
Но выгнут позвоночник
и скручен в жгут,
и не дает ни шагу конвой ламп, -
закутайся
в эту
одну из шкур
толченого вы пыль стекла.
Как стекловата
и сеновал,
не приживай к соскам -
вытекшие из руки слова,
мой стихотворный скат.
И больше кружев
и трикотажа,
и свитер ярче, весна в пути.
Даже если
немного страшно
сдавать
свои губы
в утиль.

(с) гср

гср еще тексты