Дорогой мой, мой неуклюжий, плюшевый, мой вельветовый, ватный, ржавый, как гвоздик в руке спасителя, я хочу спросить тебя, почему после счастья тоска обрушила все твои белые маленькие кораблики. Агностиком быть или не быть, я хочу спросить тебя, - а в гости мне? Можно?
Отвечай короче, сбивчиво, односложно.. Я молюсь у твоих коленей, умираю у стоп крестом, - королевские лилии заалели разжигая аллеи каштановые костром. И в апреле этом апрелю тому не в карту, - запрещает въезд мне в город родной Меркатор. Слишком сложно, ангел мой черноволосый, карий, не пытаясь вычертить строгих арий и кантат канаты - я пою стихами, и гриф гитаре рву, как рвет, когда вваливаешься в пенаты родные пьяный, дурной, пернатый. Ты жалеешь молодость, дерзость любить, дерзость держать в руке своей благословение искусителя, я хочу спросить тебя, лишь одно: быть или не быть? Я хочу спросить тебя..
И вечерние улицы оседлав.. Добирая ромашками кривотолков себе повесть поглавно, торчит игла моих слов в тебе - маленькая иголка, среди игл тех, что питают кровь, насыщая легкие кислородом. Жить на грани двух параллельных миров, повитухой тяжелых родов.
Назревает мир! Назревает мир! Всю Деметру вытрясло на поленья, прорезаясь через двойной пунктир - я молюсь по-прежнему у коленей, умираю также у стоп крестом, и все снова - на люди - свою душу - выношу.. Из перечня всех вистов - лишь тебя, вельветовый, неуклюжий.
Бог - игрушка, спрятанная в чулан, он пылится, он - остается в детстве. Я хочу, чтобы это ему прочла ты, пью чай, проверяю ключи, пора одеться.