Я листаю тебя по странице назад до начала, до самого края; это делать нельзя. Это делать нельзя! Я от этого - умираю. Мне так больно вдыхать запах этих страниц, что отравлены йодом и мускусом, я там вижу слои - тощих рук, толщу лиц, и копье с губкой вечного уксуса. Человечность - не в счет. Я насильник себя. Распинаюсь, самораспятый. Растворяюсь, в твоем пережитом скорбя, покрываюсь забытыми пятнами. И на шкуре моей остаются следы ран твоих, как стигматы, жив, жив еще - но свяжи, скрути меня ты, эти раны мои залижи.
Боль. Слепые глаза выставил как прожекторы в уличное эхо. Лучше выстрели. Выстрели. Выстрели. Выстрели. Позвони, чтобы я приехал.
Мне вырывает коронки холод гудков коротких, в этой бетонной коробке я безупречно кроткий.
Цианид не вылечит. Вывих - вылетел. Прокаженный хожу, ни людей, ни зги. Когда я умру, вы, игрушку из кости моей выпилите, - солдатика без ноги. Я жил бы на улице. Повесился на вокзале. В час отправления поезда, за десять минут до, я помню каждое слово, которое вы не сказали, скованное льдом.
Смерти мне! Смерти корону мне! Свечи вокруг! Плакальщиц! Черный! Когда вы бы это, расплакавшись, поняли, вы бы спали со светом - ярким и исключительнейше включенным, и вам никогда, никогда не бывало бы жарко.
Мы никогда не станем морем, мы никогда не будем огнем, все готовило тебя к этому жуткому горю быть со смертью моей вдвоем.
...она шла в небо по легким ступеням своих сердец, изнасилований, исследований и исступлений, - и пришел по ее делам и грехам, наконец, робкий демон собрать за ней листопад раскроившейся тени, эти милые мордочки сновидений, что похожи на бесенят, пока демоны в слабом и легком теле диким сном утомившись спят.
В этом мире быть счастливым сложно: я ловлю на звезды рыб комет, кроме боли ничего, возможно, в конце света у меня и нет.
Червоточина - чертополох. Всполох фар возле ночной дороги. Так протяжно и долго звенящего фа моей черной любви, обретающей бога. Я не буду болеть у тебя под ребром и сбоку, но прости, если я разорвусь у тебя внутри словно сына невыношенного крик, словно крюк, словно круг, как плед, вот букет: мята, вереск и вересклед.
Ночь, ты тварь и жестокая сука, подлая, стол твой пуст, ты проклята, дрянь бессонниц, почему ты лаешь огромна, бескрайне облая, ненавистной собакой, на вкус - прополис, а завтра ты будешь и меда слаще, так какая ты, черт подери, настоящая?
Каждый день своей жизни оттачивал уникальность: это долгое дело и дикая, злая крайность - не казаться, а быть единственнейшим, по крови. А теперь мне хочется, чтобы у тебя была, хоть единственная копия.
Почему, моя радость, во мне отражаются зеркала? Почему я рублю топоры и режу рукой ножи? Ты искала меня? Если ты не искала - то ты лгала, но а если искала, то зачем я тогда жив?
Дай мне неведомых красок, дай мне заново все начать, дай подняться на городом неба выше.. никогда, никогда, никогда, никогда, слышишь? - никогда не давай мне не спать одному по ночам.
Все слезы эти, воздух-взвесь ущербно-дефективны, спасибо, бог, ты - есть, ты - есть, ты - тиф и скарлатина.
Не прочитав и полстраницы, я пал на меч и павши пел: мне это только просто снится, что я вас раньше встретить не успел.