Хотел как черепашка-ниндзя смыться в канализацию, но ударился головой об люк И вдруг дошло, как до Губермана, что все достижения цивилизации нещадно меркнут перед простым "я тебя люблю" От удара лбом теперь я понял, что ревность в сущности - страх потери, Что дух спрятался за материей и точит лясы в мире идей как за ширмой, что есть нечто более обширное чем утром сойтись и вечером поебаться, то, что не раскрыли Шерлок Холмс и Доктор Ватсон, но о чем знает рваный юродивый за углом. Пришел домой счастливый вроде бы - а нет, показалось, жизнь - такая же хуйня из под коня как и была, И вот ворочаюсь в постели, как уж на сковородке, на фони ночи любой день немыслимо короткий, и утро придет не раньше посылки от Почты России и напомнит о тщетности любых усилий.
жизнь - это сизифов труд, на всякого Цезаря есть свой Брут, ракушки морские наполняют меня звуками прибоя в миноре, на всякого старика найдется море. За мгновением ясности - вековая смута, у всякого Христа за пазухой Иуда, любое удовольствие по своей природе мнимо - так гласит Евангелие от анонима.
На бойне номер 6 я сам себе визави - все думал в таком духе, пока чуть не сбил грузовик, воспринял произошедшее как сверху последний наказ. Уполз с дороги, пережевывая приглашение на казнь. Решил любить жизнь во всех ее формах, даже в Йозефе Геббельсе, даже в гей-порно. набил на лбу категорический императив Канта, теперь я хороший мальчик и Санта всегда приносит мне подарки в вязаном бабушкином носке, а я раздаю их бедным, ведь я аскет, мне ничего не нужно кроме веры и внутреннего тепла. По улицам хожу в чем мать родила, но однажды на районе увидели голым и отпиздили. И где мой Кришна, когда он был так нужен? проще жить, когда ты сам себе мон-амур. Моя судьба - ворочаться в постели одному, а та единственная, что воткнула отравленную стрелу Амура, уехала в спальном вагоне, проставившись хмурым.
жизнь - это сизифов труд, на всякого Цезаря есть свой Брут, морские ракушки наполняют меня звуками прибоя в миноре, на всякого старика найдется море. За мгновением ясности - вековая смута, и у всякого Христа за пазухой Иуда, любое удовольствие по своей природе мнимо - так гласит Евангелие от анонима.