Изгибается плавно зеленое море, В горизонт упираясь холодным стеклом. И не видно конца в затянувшемся споре, Входят прежние тени в заброшенный дом.
Кружит в медленном вальсе Прекрасная Дама И глядит отрешенно надменный корсар. Их шаги шелестят средь бумажного хлама, И слова их похожи на черный пожвар.
И еще один призрак лишает покоя – Этот страшный монах с потемневшим лицом. Он коснулся виска ледяною рукою, Он смотрел, будто все еще грезил костром.
И в запавших глазах, не глазах, а глазницах – Так сверкали частицы иного огня. Он похож был на черную хищную птицу, Он промолвил: "Ты тоже не понял меня…
Я карал за предательство и лицедейство! – И внезапная боль исказила уста. – Не за то, что отпали они в иудейство, А за то, что признали победу креста!
Вероломство и пытки, жестокость без меры – Я согласен, но все же, в конце-то концов Это было защитой поруганной веры, Малодушно отброшенной веры отцов…"
Было так неуютно от темного взгляда И от горького яда безумных речей. И спросил я его: "Кто же ты, Торквемада?" И ответил мне призрак: "Последний еврей…"
Он сказал – и ушел… Разговоры о Боге, О любви и судьбе показались пусты… Кто за нами придет? Кто стоит на пороге? Разрушаются стены, ветшают мосты…