я знаю каждый волосок в твоём ухе, каждую соринку. каждый ноготок и длину твоей ногтевой пластинки. я считала и твои ресницы, когда на них садились снежинки. я знаю, как ты держишь и ложку, и нож, и вилку.
ты пьёшь на ночь молоко, влёгкую с кислинкой. не откажешься от блинов с клубничной начинкой. ты без ума от дымящегося борща, и стул бы тебе со спинкой, ещё баклажаны, томатный сок, груши, гранаты и оливки.
твои звёзды не падают мимо твоей собственной задумки, ты не шлешь на новый год бессодержательные открытки, нарекла тебя редчайшим именем персидская чуткость, ты не плачешь, а если плачешь, твои слёзы- это просто слезинки.
твои детские черты лица без единой щербинки выражают целый спектр резкой и чрезмерной мимики. на переносице нарисовались уже три молодые морщинки, а на экзему от сахарозы у тебя все основные признаки.
из твоих губ срываются не те слова- удел сангвиника, ты мимоходом бросаешь их невпопад, и плевать кто, как воспринял их. твои волосы- кудрявый шоколад: пахнет тертым какао, ванилином и лихорадочно страстен ты, чуть строптив, почти нежен и чертовский красивый.
тебя парит застегнула ли я на все пуговицы пальто, и есть ли стельки в моих ботинках, ладонью греешь мои зимние щёки, лицо и обожаешь мой нос с горбинкой. ты в кармане хранишь билеты в кино по четвергам, не пропуская новинки, у тебя для меня всегда найдутся витаминки или мандаринки.
я чувствую тебя с ног до головы, я вижу всю твою картинку, а ты так преданно меня любишь до слез, без загвоздки и запинки, словно легче тебе сломать себе берцовые кости, позвонки, и ключицу, чем мне сломать моё сердце, умеющее так ярко и громко любить тебя.
мы похожи заинтересованным взглядом на мир, как кровинки, стремимся к свободе, сильнее всех живых, и неважно, что не сходятся мнения с остальными, когда мир огромен и дик, и не сидится в нем в скамье запасных, нам- двум одинаково душевнобольным.