Насколько я честен? Да на сколько есть, И в песнях сколько бы не было жести, я всегда верил в светлое. Пусть не заметно, для всех этих шкур что были моментами, Итог- прожженный след, привет очередной притон. Я тут как влитой уже, влитый и приторный, И вот забит еще один гвоздь на крышку гроба обид. И вид уже не тот, что раньше, будто уставший, Ведь всё чаще приходится биться об лёд. Я словно птица что не набрала высоту полёта, Вниз лечу, а там лишь ноты забвения. Кто ты? Человек или контейнер для чужих мнений, Спросил себя и ушел от ответа, отшутившись... Смешно. А где найти щас человечность в глазах одичавших, Что чаще скалятся, дабы урвать кусок послаще, а как же. Ради лакшери продать всего себя настоящего, Стало жизненным кредо, (ведь так) не надо преукрашивать. Раньше было больше пыла и рвения в глазах, Щас картина эта смыта временем, пропал азарт. На заре меня опять дернет прозрение за нити фальшивое, От заменителей этих уже поршиво мне, Но кровь в жилах, значит я жил и живу еще, Со счетов списывать не спеши, пока ничейный счёт. Просто пока не влечёт к чему то светлому, А всю эту грязь я до сих пор до конца не изведал. Из недр, с самой изнанки, из вне, Познавал себя, но воздуха не хватало, так как был на дне. Плыл разум, стыл огонь в глазах, Но то что здесь далеко еще не всё сказано делать это обязывает.
А ведь никто не узнает, что там под оболочкой, Я спрятал это между строчек, на снейры, кики и бочки. Наложив, и пока здравый смысл жив, Голос будет снегом ложиться на этажи. И не одной блядине, и гламурным буратино, не узнать, Что же там в груди осело, как на дне стакана у писателя. Он лишь собьет свой нервоз никотином, И в стогу отбросов попробует себя найти.
И сколько бы не было планов на ту или иную, Я же стараюсь минуть одиночества минуты. Снова в творчество, да ты ебанутый! Хочешь стать изгоем? Молча по делил на пополам с горем. Глаза закрою и искрой подожгу, Очередного солдатика смерти, пустую пачку в руках сожму. Душу на вертель, на раны жгут, Выхожу на шум и пусть меня не ждут.