Нам немного не хватает цепкости глаз и уместной краткости речей. Поколенье, разменявшее цветы на плексиглас, позабывшее за формой суть вещей. И я сижу на теплой кухне, смотрю в окно, пью самогон. Я знаю, что в эту минуту не зазвонивший телефон мне даст еще одну возможность сказать, что этот мир ослеп, мне даст еще одну несложность кивнуть ему, что нас здесь нет. Я несу свои следы в сумке за своей спиной. Я выдыхаю едкий дым на вдохе бывший синевой. А те, кто вжился в образ, те боятся моих слов. Растут чужие волосы из их больных голов, но в небе здесь по Вторникам по-прежнему светло. Я улыбаюсь дворникам в открытое окно.
Но, наша правда в нашем страхе, и еще чуть-чуть и мы станем смело на пластмассовой земле. Сядем гордо в пластилиновые наши корабли и в стеклянных небесах оставим след.
И я иду к своей подруге, прихватив с собой портвейн, я расскажу ей то, что будет, а в том, что есть мы будем с ней любить друг друга и не помнить своих дорог, своих имен. И я забуду с первым стоном не зазвонивший телефон.
Но даже то, что проросло из кожи моей в этот мир, мое больное ремесло все с корнем вырвет парой рифм. И тем, кто вжился в образ, всегда боятся моих слов, и рвать чужие волосы своих больных голов, и говорить вслед шепотом: «Смотрите, это он! Ему судьба быть вечно около и имя легион». Он несет свои следы в сумке за своей спиной. Он выдыхает едкий дым на вдохе бывший синевой. Я несу свои следы в сумке за своей спиной. Я выдыхаю едкий дым на вдохе бывший синевой.