тропинка, извилистая, как строфа маяковского впилась в рыхлое тело пляжа. я курил неумело, и бросал камни в ворсклу, тем самым совершая вероломную кражу её спокойствия: неизменного, вечного (как ухмылка на лице пирса броснана). мой старый пиджак поношенно-клетчатый вмещал в карманах целый ворох вопросов. я курил неумело, и бросал их в ворсклу, клянча ответы, силясь понять, кто я сейчас, и кем буду после, как начать всё сначала, чтоб не двадцать, а пять. я кричал, проклинал и себя, и реку, но ответом, как и раньше была тишина. небо, ругнувшись, разродилось рассветом. сигарета потухла. а я?