РАДОСТЬ В самые сумерки, когда совсем немного осталось до темноты, Медвежонок сказал Ёжику: — А знаешь, почему мы больше всего любим сумерки? — Я люблю солнце, — сказал Ёжик. — Я сумерки не люблю. — Как же не любишь? А кто говорил: «Давай, Медвежонок, посумерничаем»? — Я говорил. Но я люблю солнце. — А зачем тогда говорил? — Я очень люблю сидеть с тобой в сумерках, но солнце я люблю больше. — А почему ты никогда не сказал: «Давай посидим на солнышке, Медвежонок!»? — Потому что на солнышке мы с тобой не усидим. На солнышке мы обязательно что-нибудь придумаем. — А в сумерках мы ничего и придумать не можем? — В сумерках хорошо просто сидеть. Сидеть и догадываться, что ты сидишь рядом. — Что ж тут догадываться, когда ты и так знаешь. — Знаю. Но когда становится уже совсем темно, мне иногда кажется, что тебя нет, и тогда я д о г а д ы в а ю с ь. — Я тоже догадываюсь, — сказал Медвежонок. — Но это когда уже совсем темно. Это когда уже надо зажечь свечу и ставить самовар. — Ставить самовар, — задумавшись, повторил Ёжик. — А ещё не надо? — А ты уже есть хочешь? — Я всегда есть хочу, — сказал Медвежонок. — А ты разве не всегда? — Нет, — сказал Ёжик. — Я не люблю есть. Скучно. — Есть скучно? Как это? Мне ещё ни разу не было скучно есть. Сколько ни ел — ни разу не было скучно. — А мне скучно, — сказал Ёжик. — Сидишь, жуёшь... — Это смотря что есть, — сказал Медвежонок. — Если, например, кашу... Но и то — смотря какая каша. Вот я ел тыквенную. Вкусно! — А мне даже твой мёд скучно. — Мёд? Ну уж! — Медвежонок в темноте заулыбался. — Мёд всегда весело есть, хоть в дождь, хоть в снег. Пусть ветер воет, а я ем и радуюсь. — Как это? — Всем нутром, — сказал Медвежонок. — Ты можешь радоваться всем нутром? — Не пробовал. — Вот когда я ем мёд, — сказал Медвежонок, — я радуюсь всем нутром. Вот всем-всем, что у меня есть внутри, — сижу и радуюсь. — Я сейчас дам тебе мёда. — Ёжик зажёг свечу. — Посмотрим, как ты будешь радоваться. — Полная миска! — обрадовался Медвежонок. — Возьми ложку. — Зачем? Я и так съем! — И зачавкал. — Что-то не вижу, чтоб ты радовался. — Я радуюсь. — Медвежонок вылизал миску. — У меня там, внутри, всё дрожит и улыбается. — Вкусно? — Очень! Я так нарадовался, что теперь весь вечер буду сидеть грустный. — Чего же грустить? — Как ты не понимаешь? — сказал Медвежонок. — Ведь мёда-то больше нет! Они сидели в креслицах на Ёжикином крыльце; мигала свеча; высоко в небе загорались еле видные звёзды. Ёжик задумчиво глядел на Медвежонка, а Медвежонок внутренним взором видел всё своё радостное нутро и застенчиво улыбался.