Мы рассекаем друг друга мгновенно, Нас миллионы и нам по колено. Мы курим при встрече, при встрече жмем руки. Мы сушим тела, чтобы были упруги. Мы только штанами метем по асфальту. Нам юбки измена, а платье как спальник.
А я слушаю Тома Йорка про самый уличный спирит и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, и если ты станешь взрослой и даже совсем не тоненькой, я буду любить тебя так же, как в наше первое лето.
Мы врем нашим мамам, отцов мы не знаем. Мы кольца на самый большой надеваем. Мы травим чернилами голые плечи, мы меряем силу ладонью, кто крепче. Целуемся в четную, узкие губы. Мы злимся, когда обзывают нас грубо, мы бьем без раздумий, с размаху и точно, по-девичьи нежно, по-девичьи сочно.
А я слушаю Тома Йорка про самый уличный спирит и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, и если ты станешь взрослой и даже совсем не тоненькой, я буду любить тебя так же, как в наше первое лето.
Мы любим орехи, мы белки с хвостами, мы скачем по клубам и схема простая. Сначала по пиву. потом по танцполу. И градус крепчает, дальнейшее скоро и быстро случится в кино, в туалете, на задних сиденьях, без света, на свете. Для нас не проблема. Нас больше, мы стая, и нас по-иному уже не заставишь.
А я слушаю Тома Йорка про самый уличный спирит и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, и если ты станешь взрослой и даже совсем не тоненькой, я буду любить тебя так же, как в наше первое лето.
А я слушаю Тома Йорка про самый уличный спирит и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, и если ты станешь взрослой и даже совсем не тоненькой, я буду любить тебя так же, как в наше первое лето...