Меня уж нет, ушел я сорок дней назад Ряды крестов, лишь видит мой с надгробья взгляд Гниющий труп и фото в рамке - вот весь я И лишь по ней вы помнить будете меня.
«Ты жил как раб, давно уж душу твою жду» - Всевышний словом окрестил «Взгляни на мир, ведь он как твой истлевший труп» - Знакомый крест луною осветил Раскрылся гроб и в нём увидел я себя Промеж костей, червей роскошный пир В возне червей я смог узнать Наш бренный мир...
Я видел, как черви лоснятся в грязи, Скрутившись единой горой. Меня поразил их свинячий азарт, С которым все чмокали гной. Дрожащая масса к вершине ползла, И каждый лез вверх, кто как мог. Но всех привлекала одна лишь мечта Урвать пожирнее кусок.
И каждый, себя уважающий червь. Кто пыжась со звуком, кто проста кряхтя, Пытаясь добраться к заветной вершине, Тащил за собою родное дитя. Хоть чаду от Бога ничто не дано. Вдруг папу замесят в сплошной кутерьме, Оно непременно заменит его. "Не дай ему, боже, копаться в дерьме."
И маску с улыбкой от уха до уха, Одев на озлобленный жизнью кочан. При встрече суют комплименты друг другу, Запутавши ноги в крутой реверанс. И хрюкавши в сладком своем забытье, Навозная куча жила. Любила, страдала и просто была, По жизни тащившись, как все.
Мы тоже в навозе, но в яме пока. И в яме хватает дерьма, Но с кучи презренно глядят, свысока, Мол: "Тоже отходы и нам не чета". И пухлые рыльца повыше задрав. Все хором плюются в нас жирной слюной, Качаясь на гребне замученной славы, Влюбляясь в себя, восхищаясь собой.
Кладбищенским пеплом любовных затей Покроется эта свиная гора. И толстые кости пузатых червей Смешает с навозом людская рука, А смерти идущая в след борона, Что тащим всегда за собой, Сравняет слащавость и пресность идей С могильной, пропитанной гнилью, землей!