Меня уж нет, ушел я сорок дней назад... Среди крестов лишь виден мой, с надгробья, взгляд. Гниющий труп и фото в рамке – вот весь я, И лишь по ней вы помнить будете меня!
*текст не найден*
Я видел, как черви лоснятся в грязи, Скрутившись единой горой Меня поразил их свинячий азарт, С которым все чмокали гной. Дрожащая масса к вершине ползла, И каждый лез вверх, кто как мог, Но всех привлекала одна лишь мечта- Урвать пожирнее кусок.
А каждый, себя уважающий червь, Кто пыжась со звуком, кто просто кряхтя, Пытаясь добраться к заветной вершине, Тащил за собою родное дитя. Хоть чаду от бога ничто не дано, Вдруг папу замесят в сплошной кутерьме, Оно непременно заменит его – «Не дай ему, боже, копаться в дерьме». И маску с улыбкой от уха до уха, Одев на озлобленный жизнью кочан, При встрече суют комплименты друг другу, Запутавши ноги в крутой реверанс. И хрюкавши в сладком своем забытье, Навозная куча жила... Любила, страдала и просто была, По жизни тащившись, как все!
Мы тоже в навозе, но в яме пока, И в яме хватает дерьма. Но с кучи презренно глядят свысока, Мол: «Тоже отходы и нам не чета». И пухлые рыльца повыше задрав, Все хором плюются в нас жирной слюной, Качаясь на гребне замученной славы, Влюбляясь в себя, восхищаясь собой! Кладбищенским пеплом любовных затей Покроется эта свиная гора, И толстые кости пузатых червей Смешает с навозом людская рука, А смерти, идущая в след, борона, Что тащим всегда за собой, Сравняет слащавость и пресность идей С могильной, пропитанной гнилью, землей...