мама, мама, мне хочется слушать, как когда-то давно, когда мир был неясным, и даже иногда кверху ногами, и можно было валить в штаны кучу, и можно было валить всё на папу.
а потом все резко сменилось, что-то пришло за блевотным городом. как-будто где-то внутри мутилось. только не от чего, наверное от голода.
наверное от холода, никто не накроет, не каждая машина на трассе счастливая. промозглым дождичком сердце моет и ничего не смывает. сука паршивая.
а когда-то не было слов похожих, и целый свет умещался во фразе: «букатабудабу», и десятки прохожих расплывались в улыбке как-то сразу.
и остается любовь, сколько лет подряд не скобли мозги перочинным ножичком, и вроде бы просто, но раз на раз, грабли на грабли и пофигу, можно мне.
когда вроде бы дело есть, и время есть, а внутри хоть два пальца в рот не для свиста. когда просят пой и не хочешь петь, когда залпом пьешь или куришь быстро.
и мы все были разными, каждый был разным: знаешь почему кидает так сильно? как упорядочить половые связи и бесконечную нежность облаков над миром?
как найти для себя продолжение, как меня нашли вроде в капусте, а я как-то сразу забыл притяжение и вылетел с аистом. очень грустно.
и снег, говоришь, шел. правда, мама? настоящий снег: пушистый и теплый. и застилал проспекты и потом панораму труб, распирающих живот горизонта.
а теперь мы скучаем в тамбуре времени. и вроде бы не падаем, а врем и ругаемся, и вроде бы не полный конец поколению, и кажется еще иногда улыбаемся.
и кажется порою, что всё по-прежнему, только если кажется креститься советуют. осталось остаться нежелательно-нежным и на все вопросы раздавать ответы.
осталось каждый день смотреться в зеркало и искренне ненавидеть свое отражение. и снова смотреться пока, Господи новая боль не изменит движение.
пока, сколько можно, послушай, мама, я искренне расстроен своим появлением. за вымытой рамой обычная драма: бытовухой-бытовухой с пустым продолжением.
с пустыми бочками из-под шампанского, куда плакали все, кому хотелось плакать. как минимум вышло, я думаю, Карское, а может и больше, а может и слякоть
и сырость подвалов, и жара, и холод меняют всё происходящее рядом. прости меня, мама, я натянутый провод с постоянно висящим коронным разрядом.
и больше никто никого не слушает. и мой маленький мир уносится в хаос. и кто-то над нами сидит и думает насколько нелепо жить всем и сразу.