Толстой пахал. Он шел по борозде, А думал в это время о пизде. Сначала он отмахивался вяло: Не может быть, чтоб целый граф Толстой Не справился с какою-то пиздой. А между тем пизда не отставала.
Подумаем о собственности. Граф Не признавал имущественных прав И прав на землю. Собственность есть кража. Все спизжено! Он плюнул в борозду И стал искать иной предмет Раздумия! Везде пизда, и даже
В невиннейших словах на первый взгляд, Особо если дома разозлят. Пиздарности! На что рожать-то было, Пиздельники! Он развернул соху. Везде пизда! Подумать, что ль, Хоть о коне! Но то была кобыла,
Банальная, с пиздою под хвостом. Негодованье вспыхнуло в Толстом. Подумать, что ли, о вопросе женском? Он, кажется, на самом деле прост. Зачем над ним трудилось столько пёзд... Он муху отогнал привычным жестом --
И стал мечтать о прозе. Но и здесь Царил какой-то форменный пиздец: Все фабулы, все выдумки, все страсти Неслись потоком пламенным в пизду, И эту сумасшедшую езду Остановить -- не в графской было власти.
Он думал -- мысль о странствиях спасет, Но вспомнил лишь пизанский эпизод. Да! В Приозерске, в Познани, в Потсдаме, Везде, куда доходят поезда, -- Царила неизменная пизда! Пизда, пизды, пиздой, в пизду, пиздами!
Взошла над лесом первая звезда. Конечно, мне отмщенье, аз Воздам! Да что ж я брежу, словно мерин! Держи себя в узде! Не тыль изда... Издал роман "Каренина!"... Но сда... Сдаваться бес был вовсе не намерен.
Граф засопел. Она была везде. Все мысли графа были о пизде. И, весь в плену греховного желанья, Он девочку завидел впереди И закричал: "Пейзанка! Подойди! Как звать тебя? Маланья? Пусть Маланья..."
Одежды на пейзанке разодрав, Учение свое забывший граф С ней похоти на пахоте предался. Животный и бессмысленный процесс В моральное учение не лез, Но никогда ему не приедался.
Маланья встала. Граф достал пятак. Она просила гривенник. "И так С тебя довольно!" -- "Блузу замарали!" -- "Да ладно уж. Беги себе пока". Он стал пахать. Соха была легка, И было сладко думать о морали.