Меня спрашивают: Почему Вы — так часто — пишете о сексе? Я отвечаю (почти потрясённый): Я — не пишу — о сексе... Кто–то улыбается. Кто–то пожимает плечьми. А многие — верят.
На тех, кто хочет меня [здравствуйте саша] — я смотрю с изумленьем. На тех, кто не хочет меня [...............] — я смотрю с интересом. И лишь на тебя (ты–то знаешь какой я на самом деле: утренний глупый горячий почти никудышний) — так вот на тебя я смотрю совсем по–другому.
А тело пело и хотело жить, и вот болит — как может — только тело. Я научу мужчин о жизни говорить — бессмысленно, бесстыдно, откровенно.
И ржа, и золото, летящее с ветвей, и хриплый голос мой, ушибленный любовью, — всё станет — индульгенцией твоей, твоим ущербом и твоим здоровьем.
И ты поймёшь — что всё на свете есть, что даже в этой каше, в круговерти — есть жизнь, есть жар, есть честь — и жженье есть, и этот жар, и жизнь, и честь — сильнее смерти.
Но также ты поймёшь, как трудно — говорить с самим собой — без лести и обмана, что тело пело и хотело жить — не–постоянно.
Как — к самому себе — теряя интерес, оно лишь корчилось — от лжи, любви и жженья, как — сразу — сбросило — любовь, как лишний вес — без сожаленья.
И — в эту яркость, в эту круговерть — как в сотый раз, как в первый раз! — запело и — захотело сбросить — жар и смерть.