Если где он и есть — этот странный летающий дом, с занавеской и ветром в кровати, — лихой и горбатый, то он был только там, где мы спали с тобою вдвоем, как с отцом, как с сестрой, как с лисой, как с собакой и с братом, через стенку с Васильевной Анной (соседкою) — в сердце моем. — Я тебя не отдам, — говорил, — я тебя никому не отдам, в белых брюках твоих: ни грохочущим грузовикам, ни случайности глупой, ни смерти, ни сожравшим твой мозг лопухам, а вот девочке — с нежною шеей и именем Аня — отдам.
Только слишком уж явно лиса усмехнулась — в усы, только были у нашей лисы два хвоста невъебенной красы, только слишком уж крупная рана — на шее у Ани цвела, а сегодня Васильевна Анна — соседка — во сне умерла.
— Ты заметил, как слишком по-русски всю жизнь тосковала лиса? — Улетает сегодня лисица твоя в небеса.