Только что ж мне так тошно в моём ослепительном сне — по колено в песке, на участке из солнца и пыли — знать, что всех схоронили, устроили в этой земле (и тебя, в том числе), а меня почему–то забыли
…ты мне приснилась постаревшей, какой–то жёлтой, неуверенной в себе, и всё, что есть во мне мужского, содрогнулось от жалости и нелюбви к тебе.
Однако, всё это — значенья не имело, по крайней мере, по сравненью с тем — как ты, с каким–то детским вызовом сидела — на самом краешке куриной слепоты…
Но я не выдержал — свою мужскую муку, и вот тогда — из солнечного сна — ты — старой девочкой, безвременной старухой, ты так внимательно взглянула — на меня.
Но все сама отлично понимая, ты поперхнулась собственной судьбой — и засмеялась — вечно молодая — над нашей пошлостью и трусостью мужской.
…Мой сон прошёл, но я не просыпался, и снилось мне, что я плыву во сне, как и положено мужчине, содрогаясь от отвращенья — к самому себе.
Надеюсь, верю, знаю — непременно настанет день, когда при свете дня, с таким же ласковым, бесстыжим сожаленьем один из вас — посмотрит на меня
и станет мне так ясно и понятно, что всё, что есть, — не стыд, не пыль, не прах, а только — розовые голубые пятна в моих смеющихся — еще живых — глазах.