Стены вымокли от пота, сорок дней зимы + 10. Вновь похмелье да икота; литров выжранных не взвесить. Попритихли мрачным бредом календарные куранты, И совсем не держат небо посиневшие атланты.
А ноябрь да декабрь мужеложат на бесснежье. Пастернаки поиздохли; пусто логово медвежье. Издрочилися поэты в подоконниковых позах, И не теплятся минеты в пергидрольных “белых розах”.
Просто сорок дней без солнца, И сорвало на хер крышу. Алконавты-многожёнцы Без зазренья клеют лыжи. В декадентской, липкой жиже Разложенье всё бесстыжей. Купоросят в зелень бронзу Эти сорок дней без солнца.
Лужи вылизаны небом, придавившем, но не взявшем, И тургеневские девы пухнут похотью уставшей – Изорвали все подолы в ожидании объятий, И скатились до прикола целомудренных апатий.
Покрошив стихи на буквы, мозг всё жиже, суть - всё мягче. Ягод нет кислее клюквы, и не тонет в речке мячик. И не плачет чья-то Таня, лишь стаканы всё полнее. Приросли к асфальту сани; слёзы стали солонее.
Просто сорок дней без солнца, И сорвало на хер крышу. Алконавты-многожёнцы Без зазренья клеют лыжи. В декадентской, липкой жиже Разложенье всё бесстыжей. Купоросят в зелень бронзу Эти сорок дней без солнца.
Проступает жир смиренья, козлоногий и безмозгий. И шарфы не до коленей, и размётаны причёски. И опять не разобраться, где афиши, где иконы. Продолжаю обнуляться, растекаясь по бетону…