Сереет похмельное утро в углу конуры. Вновь выброшен в плоскость рассвета без правил игры. Охрипшей гурьбой соборяне штурмуют лабаз И пеной пивной штукатурят помятый анфас.
Минорность тоски да расхлябанность липких сатир. Придворная срань снова строит Вселенский Сортир. И рыхлые тётки всё мажут секрецией кадр…
Офелия, это какой-то хреновый театр.
Хотел литься песней – загнали в окладный формат. Пытался всухую, да смраден вокруг аромат. Война – не война, цирк – не цирк, но совсем шапито. Завис в светотени светил, и ни это, ни то…
Закидано поле настилом куриных голов. Расстриги по полю гоняют священных коров. Бердяев ползёт на Голгофу под пение мантр.
Офелия, это какой-то хреновый театр…
Торчит на карьерной игле поколение next И оптом сдаётся Маммоне, смакуя контекст. Течёт в газированный мозг похотливая мреть, Вальсируя в ритме нью-эйдж на четвёртую треть.
На суши нарезан Ионой затравленный кит. На паперти мрёт пропиаренный в прах трансвестит. В дурдоме дают гопака Достоевский и Сартр…
Офелия, это какой-то хреновый театр.
Набоковы девы ушли на большой кофе-брейк. Рабочие дёсна жуют непрожаренный стейк. Татьяна, нахавамшись в сопли, ползёт на Монмартр…