Дядя Арли [на стихи Эдварда Лира, перевод Григория Кружкова]
Помню, помню дядю Арли С голубым сачком из марли: Образ долговяз и худ, На носу сверчок зелёный, Взгляд печально-отрешённый — Словно знак определённый, Что ему ботинки жмут.
С пылкой юности, бывало, По холмам Тинискурала Он бродил в закатный час, Воздевая руки страстно, Распевая громогласно: «Солнце, солнце, ты прекрасно! Не скрывайся прочь от нас!»
Точно древний персианин, Он скитался, дик и странен, Изнывая от тоски: Грохоча и завывая, Знания распространяя И — попутно — продавая От мигрени порошки.
Как-то, на тропе случайной, Он нашел билет трамвайный, Подобрать его хотел: Вдруг из зарослей бурьяна Словно месяц из тумана, Выскочил Сверчок нежданно И на нос к нему взлетел!
Укрепился — и ни с места, Только свиристит с насеста Днем и ночью: я, мол, тут! Песенке Сверчка внимая, Дядя шёл не уставая, Даже как бы забывая, Что ему ботинки жмут.
И дошёл он, в самом деле, До Скалистой Цитадели, Там, под дубом вековым, Он скончал свой подвиг тайный: И его билет трамвайный, И Сверчок необычайный Только там расстались с ним.
Так он умер, дядя Арли, С голубым сачком из марли, Где обрыв над бездной крут; Там его и закопали И на камне написали, Что ему ботинки жали, Но теперь уже не жмут.