Я преисполнен мерзости, И как Андрей сэмплируя блэк, Но в люди не выбился, Оставшись в этом болоте, на век.
Сунь Цзы, Лао Цзы, один черт суть Вивек. И вздохами, всхлипами, криками, орашая микрофон, Я не пишу о любви песни, Чтоб потом не жаловались друзья, что Серёжа сумасшедший,
Это бессмыслица. И смылся царь, с пристола, Испугавшись наступающей зимы, Что так близко, утепляются Лены и Зины, Вот досада, снова изнан за пьянство из райского сада,
И с такой жадностью копировать кумиров, Прикоснуться рукой к священным Газелям того самОГО, И снизойдет Бог, обнимет и поцелует, Завещая мне свое царство после ухода,
И горит двухсотый город, на оде этого бешеного тура. С ирокезом и луком против этих ящеров, словно турок И намокнут трусики девочки леры, От завывания, ора в твоем припеве.
Никчемность на пере, на очередном перроне, В известный, но забытый город, гор, Нашу любовь сбил метеор. И ты слышишь только потрескивания французского шансона,
Не поонятно, Куда закинет очередная дорога И лет через десять все изменится так сильно, И какая-нибудь девочка назовет меня богом.