Твое тело обнаружат на сотом киломметре, От мирового древа или как его называют местные, Свердловск. Тут все поебано, и это далеко не стиль лофт,
Просто по городу гуляют химмеры, дагон, И сам Ктулху поднимается из Исети. Чтобы рассеять, этот туман-смог, Ищи меня под объективами камер,
Пока я жму руку тем, кого бы не видел так долго, И расстояния тут без мер. Но на каждом шагу знакомые, На полке свечка, под столом нож,
В руках некрономикон. И который уже том, Пишется эта глупая история, Бессмертие и вообще, верен ли я?
Своим же идеям, по венам либо ихор, либо яд. И под дождем, темной ночью, я зажгу свет в комнате, И кто-то увидит какие-то внеземные силуэты из вне. Пока я разлагаюсь в ванне, под символом плети.
Соскрести бы денег на то, что у некоторых есть с рождения, Отказанно в привилегиях, и привязь к потолку все ближе. Мне не нравится цвет неба и вечерний Свердловск противен. Урук-хаи, моргулы и бесконечные дороги-вены.
И все как обычно, поесть да поспать было где, Все остальное само как-то приложится. На микрофоне синоним слова подкожно. В ногу въелась самая мерзкая из тварей.