И я уйду. А птица будет петь, Как пела, И будет сад, и дерево в саду, И мой колодец белый. На склоне дня, прозрачен и спокоен, Замрет закат, и вспомнят про меня Колокола окрестных колоколен. С годами будет улица иной; Кого любил я, тех уже не станет, И в сад мой за белёною стеной, Тоскуя, только тень моя заглянет. И я уйду; один - без никого, Без вечеров, без утренней капели И белого колодца моего… А птицы будут петь и петь, как пели.
***
Я ли хожу одиночкой в комнатах дома ночного или бродивший за садом нищий сегодняшний?.. Снова вглядываюсь, и все здесь – то же и словно иное... Я ведь уснул уже? Разве не зеленел под луною сад мой? Окно было настежь... Небо цвело синевою... Сумрачен сад мой, а небо – ветреное, грозовое... Кажется, с черной бородкой, в сером я был, вспоминаю... Я – с бородой поседевшей, в трауре... Эта ночная поступь – моя? Этот голос, что и томит и тревожит, – мой или эхо чужого? Я — это я? Или, может, сам я – бродивший за садом нищий сегодняшний? Снова вглядываюсь... Ненастье... сумерки сада ночного... Дом обхожу... Или длится сон? Борода с сединою... Вновь озираюсь, и все здесь то же и словно иное...
***
«Не было никого. Вода». – «Никого? А разве вода — никто?» – «Нет никого. Это цветы». – «Нет никого? Но разве цветы – никто?» –