На границе отживших миров, затонувших в пучине, Остается, как вечности дань, всего пара минут, Всего пара мгновений – на бликах медовой лучины, У огарка которой, возможно, меня еще ждут. Там, в пустынном краю, где безлюдной дорогой и ныне Бродят тихие души холодных, погибших земель… Только Химринг по-прежнему пахнет вином и полынью, И, как прежде, хранит рыжину на разбитом стекле. В нем застыли эпохи и звуки забытых мелодий, Глубока его скорбь и потерей печаль велика. А душа его тенью по стенам разрушенным ходит И сжигает лучину в худых невесомых руках. Дева Химринга, белый цветок увядающей грусти, Ты молчишь в ожидании ветра, что стебель сорвет. Одинокая, верю, что ты меня вспомнишь, ты пустишь, Что не дашь мне окончить свой путь у закрытых ворот.
И, коснувшись меня тишиной сквозь заросшие камни, Пригубивши со мною слезу неизбывной вины, Ты, быть может, мне скажешь давно позабытое «Кано» - То ли голосом трав, то ли эхом, до боли родным…