Духовной жаждою томимъ, Въ пустынѣ мрачной я влачился, И шестикрылый Серафимъ На перепутьѣ мнѣ явился; Перстами лёгкими какъ сонъ Моихъ зѣницъ коснулся онъ: Отверзлись вѣщія зѣницы, Какъ у испуганной орлицы. Моихъ ушей коснулся онъ, И ихъ наполнилъ шумъ и звонъ: И внялъ я неба содроганье, И горній ангеловъ полетъ, И гадъ морскихъ подводный ходъ, И дольней лозы прозябанье. И онъ къ устамъ моимъ приникъ, И вырвалъ грѣшный мой языкъ, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змѣи Въ уста замершія мои Вложилъ десницею кровавой. И онъ мнѣ грудь разсѣкъ мечомъ, И сердце трепетное вынулъ, И угль, пылающій огнёмъ, Во грудь отверстую водвинулъ. Какъ трупъ въ пустынѣ я лежалъ, И Бога гласъ ко мнѣ воззвалъ: "Возстань, пророкъ, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголомъ жги сердца людей".