Не скули, закрой пасть, иди на место сука, в глазах групп любимых хозяин паскуда. С холодам наедине в будке на старой куртке, коротая сутки, воспринимая в шутку всё.
Любовь есть, он любит, да даже гладит иногда, но глаза не те, уже не того щенка. Который под той самой курткой, был доставлен в дом: улыбки, ласки.
Ну а что потом, Аййй улица, незнакомые лица, начинал скалится. Гнали, кем вы стали все?! Еда не нравится, но приходится.
И так уж водится, что плевать на тех, кто другом по сути приходится. Крик души, слышен скулом и воем в будке. Я дышу, я поборюсь но мысли в промежутке о том, как хорошо быть котом. Который спокойно заходит в тот дом.
Так вот я о чем... яуу. Если бы хотел, то давно бы перегрыз, канат короткий. Хозяйке в глотку, вцепился бы так плотно. И потекла бы кровь как реки Вовелона, за метлу и камни, брошенные в мою сторону.
А им все равно, что есть, что нет, что было и что не стало. Сорвался с ошейника и бежал куда глядел. И не волновало совсем: что там в том дворе, где вырос, где грубость и сырость, где палки и свист.
Стая дворовых приняла как своего. появились чувства, там где все за одного. И ошейник не давит на гордость. свободно и вольно здесь. Из за лая нет ни каких последствий.
Пробегая однажды, рядом с домом родным, увидел как хозяин курил, он был совсем сидым. Увидивши друга, встал на колени и молил, что бы подошел Мухтар, но Мухтар не подходил.
Стая ушла, а он так же на коленях ждал. Где же ты был раньше?! Когда я в будке тосковал. Умерла хозяйка после пьянки соседской. Дочь забыла отца после этих бедствий.
Спился совсем, это бездна из стен. Кем теперь стал, а вспомни был кем, до того. Вы всегда в ответе за тех приручили кого. Отвернув морду в сторону, кинулся к стае с концом.
И у пса есть чувства, помни, ни чего не чувствуют лишь камни. Дома закрылись двери давние. И среди из тех могил, нашел своего хозяина. Которого так полюбил, но вернуть нельзя его.