Боль, притуплённая во сне, родится поутру. Учитель старый нас учил мечу и топору. Кому то открывать круги, кому то их кончать, Но никому ещё легко не дался путь меча.
Суставы ноют и гудят, а нервы стонут в такт. И кто-то сплюнул сгоряча: "Ну в Бога так растак..." На что учитель говорил, присев потом в углу: "Я с вас спущу по восемь шкур, а враг всего одну".
Колени в стороны, замри и выпрями спину, А если нет, то свит шеста прорежет тишину. Подшаг вперёд, короткий вздох, и что-то там про мать, А после в новой стойке срок положенный стоять.
Шутили часто: "Шест один, учитель, бей не всех. А вдруг сломаешь, что тогда?", и сразу общий смех. И раз ответил он: "Себя побеспокой другим. В сарае их ещё шесть штук, а враг придёт с одним".
Меч деревянный иногда был пострашней чем сталь. Но в схватках наших он порой кололся что хрусталь. И каждый понимал, учась рубить и побеждать, Что лучше руки в синяках, но голову убрать.
Учились бить и побеждать врага, себя и страх. И что то плавилось в душе, как меч горел в руках. Встречали мы под звон мечей четвёртую весну, "Я с вас собью по шесть голов, а враг всего одну".
И вот потом пришёл черёд проверить всё сполна. Мы молча двинулись вперёд и смерть была страшна. Мне никогда не позабыть как после страх ушёл, Как я врагу нырнул под меч и бок ему вспорол.
Промчались годы, не один мне после выпал бой. Учитель умер, прах его укрыт сырой землёй. И что сказать теперь тебе в пустую тишину, Ты жизни на три обучил, а жить всего одну.