Испанская романтическая баллада об отважном Диего Вальдесе
Когда над Кадисом восходит луна, серебряная монета, Когда не останется в бочках вина, хоть долго еще до рассвета, Тогда, усмехаясь проклятьям небес, с зюйд-вестом, товарищем верным, Бродяга-мертвец, дон Диего Вальдес, уверенно входит в таверну. Он молча садится за стол у окна и смотрит на море устало, Он думает: «Так же всходила луна, когда мы летели на скалы, И нам не помог бы ни ангел, ни бес, когда бы не рев капитана: «Ты станешь к штурвалу, собака Вальдес!», и я вдруг поверил, что стану. Я мчался на зов неоткрытых земель, бывал в кругосветных походах, Я пил за удачу, но крепче, чем хмель, пьянил меня ветер свободы. Мы волю любили сильней, чем невест, оставшихся где-то на суше. Не черту, не будь я Диего Вальдес, а морю мы продали души! (…Своими считались мы в южных морях и в северных часто гостили, Мы штопали трижды простреленный флаг, пробитое днище смолили…) Да, мы не давали прохода судам английских торговых флотилий, И, видно, был ветер недобрым, когда мы бриг-китобой захватили. Я дрался, до боли сжимая эфес, но мне изменила удача, И замер навеки Диего Вальдес, гарпуном приколотый к мачте.
И в тучах лицо свое прячет луна, и стонут осколки бокала, Он думает: «Как же упрямо она меня средь живущих искала! На дно опустившись, я вспомнил о ней, да выбраться не было силы. Как долго она тосковала по мне, она и теперь не забыла.
Счастливец Иисус из умерших воскрес, а мне и не светит такое, И я, тот, кто звался Диего Вальдес, вовек не узнаю покоя!» А небо светлеет, и тает луна; в неверном сиянье рассвета Блеснет, как слеза, на столе у окна серебряная монета.
The Song of Diego Valdez by Rudyard Kipling
THE GOD of Fair Beginnings Hath prospered here my hand— The cargoes of my lading, And the keels of my command. For out of many ventures That sailed with hope as high, My own have made the better trade, And Admiral am I.
To me my King’s much honour, To me my people’s love— To me the pride of Princes And power all pride above; To me the shouting cities, To me the mob’s refrain:— “Who knows not noble Valdez, Hath never heard of Spain.”
But I remember comrades— Old playmates on new seas— When as we traded orpiment Among the savages— A thousand leagues to south’ard And thirty years removed— They knew not noble Valdez, But me they knew and loved.
Then they that found good liquor, They drank it not alone, And they that found fair plunder, They told us every one, About our chosen islands Or secret shoals between, When, weary from far voyage, We gathered to careen.
There burned our breaming-fagots All pale along the shore: There rose our worn pavilions— A sail above an oar; As flashed each yearning anchor Through mellow seas afire, So swift our careless captains Rowed each to his desire.
Where lay our loosened harness? Where turned our naked feet? Whose tavern ’mid the palm-trees? What quenchings of what heat? Oh fountain in the desert! Oh cistern in the waste! Oh bread we ate in secret! Oh cup we spilled in haste!
The youth new-taught of longing The widow curbed and wan, The goodwife proud at season, And the maid aware of man— All souls unslaked, consuming, Defrauded in delays, Desire not more their quittance Than I those forfeit days!
I dreamed to wait my pleasure Unchanged my spring would bide: Wherefore, to wait my pleasure, I put my spring aside Till, first in face of Fortune, And last in mazed disdain, I made Diego Valdez High Admiral of Spain.
Then walked no wind ’neath Heaven Nor surge that did not aid— I dared extreme occasion, Nor ever one betrayed. They wrought a deeper treason— (Led seas that served my needs!) They sold Diego Valdez To bondage of great deeds.