Нашепчи ручей, как ты его любила, Как цветы от сока оставляла на татами, Вместо криков выдыхала «мой bambino», Тушью на спине якудзи расцветали.
Скромный парень-морячок в клешах «индиго». Он ходил в Игарку, в Рио, в Нагасаки. Угощал портовых кошек терпким ромом, Кошки плавились, смотрели и вздыхали.
Звёзды тают на груди – поцелуев шёлк Я попал в плен морей За тобой пошёл – лови блесну.
Нашепчи ручей, как он ложился рядом И шептал тебе, девчонка-недотрога, Как любил тебя и твой дурной характер, За руку водил тебя через дорогу.
Ты ждала его сначала как волчица, Трогала себя, шептала «мой bambino», Плакала под утро, нервно угасая, А потом сдалась и вовсе разлюбила.
Звёзды тают на груди – поцелуев шёлк Я попал в плен морей За тобой пошёл – лови блесну.
Сакура цвела, как ты в руках другого. И следы от сока как и прежде на татами. Те же вздохи, также ласково «bambino». Тушью на спине якудзи расцветали.
И перо в него вошло как в нежный тофу Где-то под Игаркой, то ли в Нагасаки. Нежный парень-морячок в клешах «индиго» По случайности погиб в портовой драке.
Звёзды тают на груди – поцелуев шёлк Я попал в плен морей За тобой пошёл – лови блесну.