Фаол сказал: "Мы грешим и творим добро вслепую. Один стряпчий ехал на велосипеде и вдруг, доехав до Казанского Собора, исчез. Знает ли он, что дано было сотворить ему: добро или зло? Или такой случай: один артист купил себе шубу и якобы сотворил добро той старушке, которая, нуждаясь, продавала эту шубу, но зато другой старушке, а именно сво- ей матери, которая жила у артиста и обыкно- венно спала в прихожей, где артист вешал свою новую шубу, он сотворил по всей види- мости зло, ибо от новой шубы столь невыноси- мо пахло каким-то формалином и нафталином, что старушка, мать того артиста, однажды не смогла проснуться и умерла. Или еще так: один графолог надрызгался водкой и натворил такое, что тут, пожалуй, и сам полковник Ди- бич не разобрал бы, что хорошо, а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно". Мышин, задумавшись над словами Фаола, упал со стула. - Хо-хо, - сказал он, лежа на полу, - че-че. Фаол продолжал: "Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и плохо. С одной стороны, сказано: возлюби, а, с другой стороны, ска- зано: не балуй. Может, лучше вовсе не возлю- бить? А сказано: возлюби. А возлюбишь - на- балуешь. Что делать? Может возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же словом изображается возлюбить и так и не так? Вот один артист любил свою мать и одну молоденькую полненькую девицу. И любил он их разными способами. И отдавал девице большую часть своего заработка. Мать час- тенько голодала, а девица пила и ела за тро- их. Мать артиста жила в прихожей на полу, а девица имела в своем распоряжении две хоро- шие комнаты. У девицы было четыре пальто, а у матери одно. И вот артист взял у своей ма- тери это одно пальто и перешил из него деви- це юбку. Наконец, с девицей артист баловал- ся, а со своей матерью - не баловался и лю- бил ее чистой любовью. Но смерти матери ар- тист побаивался, а смерти девицы - артист не побаивался. И когда умерла мать, артист пла- кал, а когда девица вывалилась из окна и то- же умерла, артист не плакал и завел себе другую девицу. Выходит, что мать ценится, как уники, вроде редкой марки, которую нель- зя заменить другой". - Шо-шо, - сказал Мышин, лежа на полу. - Хо-хо. Фаол продолжал: "И это называется чистая любовь! Добро ли такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Одна мать любила своего ребенка. Этому ребенку было два с половиной года. Мать носила его в сад и сажала на песочек. Туда же приносили детей и другие матери. Иногда на песочке накапливалось до сорока маленьких детей. И вот однажды в этот сад ворвалась бешеная собака, кинулась прямо к детям и начала их кусать. Матери с воплями кинулись к своим детям, в том числе и наша мать. Она, жертвуя собой, подскочила к соба- ке и вырвала у нее из пасти, как ей каза- лось, своего ребенка. Но, вырвав ребенка, она увидела, что это не ее ребенок, и мать кинула его обратно собаке, чтобы схватить и спасти от смерти лежащего тут же рядом своего ребенка. Кто ответит мне: согрешила ли она или сотворила добро?" - Сю-сю, - сказал Мышин, ворочаясь на полу. Фаол продолжал:"Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь? Или грешит толь- ко один человек?" - Млям-млям, - сказал Мышин, прислуши- ваясь к словам Фаола, - шуп-шуп. Фаол продолжал: "Если грешит только один человек, то значит, все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в человека, а только выходитиз него. Подобно пище: чело- век съедает хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать нехорошим". - Умняф, - сказал Мышин, стараясь при- подняться с пола. Фаол продолжал: "Вот я гово