Если Гавану окинуть мигом — рай-страна, страна что надо. Под пальмой на ножке стоят фламинго. Цветет коларио по всей Ведадо. В Гаване все разграничено четко. у белых доллары, у чёрных — нет. Поэтому Вилли стоит со щёткой у \"Энри Клей энд Бок, лимитед\". Много за жизнь повымел Вилли — одних пылинок целый лес, — поэтому волос у Вилли вылез, поэтому живот у Вилли влез. Мал его радостей тусклый спектр: шесть часов поспать на боку, да разве что вор, портовой инспектор, кинет негру цент на бегу. От этой грязи скроешься разве? Разве что стали б ходить на голове. И то намели бы больше грязи: волосьев тыщи, а ног — две. Рядом шла нарядная Прадо. То звякнет, то вспыхнет трехвёрстый джаз. Дурню покажется, что и взаправду бывший рай в Гаване как раз. В мозгу у Вилли мало извилин, мало всходов, мало посева. Одно- единственное вызубрил Вилли твёрже, чем камень памятника Масео: \"Белый ест ананас спелый, чёрный — гнилью мочёный. Белую работу делает белый, чёрную работу — чёрный\". Мало вопросов Вилли сверлили. Но один был закорюка из закорюк. И когда вопрос этот влезал в Вилли, щётка падала из Виллиных рук. И надо же случиться, чтоб как раз тогда к королю сигарному Энри Клей пришёл, белей, чем облаков стада, величественнейший из сахарных королей. Негр подходит к туше дебелой: \"Ай бэг ёр пардон, мистер Брэгг! Почему и сахар, белый-белый, должен делать черный негр? Чёрная сигара не идет в усах вам — она для негра с чёрными усами. А если вы любите кофий с сахаром, то сахар извольте делать сами. Такой вопрос не проходит даром. Король из белого становится жёлт. Вывернулся король сообразно с ударом, выбросил обе перчатки и ушёл. Цвели кругом чудеса ботаники. Бананы сплетали сплошной кров. Вытер негр о белые подштанники руку, с носа утершую кровь. Негр посопел подбитым носом, поднял щётку, держась за скулу. Откуда знать ему, что с таким вопросом надо обращаться в Коминтерн, в Москву?