Посвящена отцу Марка Фрейдкина - И.С. Фрейдкину - «школьному учителю с 35-летним стажем, кандидату педагогических наук и известному в кругу друзей и коллег хохмачу и матершиннику, человеку, в котором незаурядный врожденный артистизм постоянно боролся с чисто умозрительным желанием «быть как все нормальные люди».
Марк Фрейдкин вспоминает о событиях, послуживших отправной точкой к написанию песни про отца: «В молодости я вел достаточно маргинальный образ жизни, что заставляло моего отца вступать в контакты и конфликты с моими не менее маргинальными друзьями и подругами, а также с работниками милиции, судебными исполнителями, врачами-психиаторами и даже сотрудниками санэпидемстанций, что служило веской причиной для стойкого недовольства сыном, поскольку имея такого непутевого отпрыска всегда можно было твердо рассчитывать на различные неприятные неожиданности. Между нами как бы подразумевалось, что каждая новая встреча со мной поневоле должна была вызывать у отца вполне понятные отрицательные эмоции. И при наших частых встречах он всегда любил комически обыгрывать эту ситуацию, каждый раз приветствуя меня чем-нибудь вроде: глаза бы мои на тебя не глядели, век бы тебя не видеть и т.п.» Однажды Марк пришел к отцу в реанимацию после того, как тот перенес тяжелейший, четвертый по счету инфаркт. Врачи удивлялись тому, что отец еще жив. «На отца было страшно смотреть: осунувшееся, заросшее серой щетиной, исстрадавшееся лицо… И вот он с трудом открыл мутные глаза, узнал меня и, еле ворочая языком, прохрипел: «А, это снова ты. А я, честно говоря, уже надеялся больше тебя не увидеть…»
Евгений Маргулис: «Все получилось совершенно случайно. Мы сидели у Андрея дома и он поставил кассету. В принципе, к бардовскому творчеству я отношусь очень прохладно, но меня просто зацепила песня. Я сказал, что я спою ее и все - в приказном тоне, и мне никто не смел возразить. Как ни странно, у меня создалось впечатление, что это - песня о моем отце, а те, кто слышали ее думают о своих отцах. Такое впечатление, что отец у нас один, это меня просто поразило. Она оказалась мне очень созвучной, поэтому я в нее вцепился.»
Андрей Макаревич: «У нас с Маргулисом не было разногласий по поводу «Песни про отца». Если бы песня звучала плохо, я бы перепел ее сам, но, по-моему, получилось очень органично. Маргулис спел очень хорошо, Женька вообще петь не любит, обычно его приходится долго уговаривать, чтобы он что-то спел. Поэтому если уж он попросился петь, значит ему так понравилось, что он споет очень хорошо.»
Если был бы отец живой, Я б ему позвонил домой И, наверно, спросил: «Ты все прыгаешь, Хил? Как делишки? Где был, с кем пил?»
А отец бы ответил так: «Как трактуешь отца, сопляк? Впрочем, что с тебя взять? Заходи, дам пожрать - Ты ж, небось, без копья опять?»
И пришел бы я в дом к отцу. Он бы мне разогрел супцу И из высохших шпрот Сделал бы бутерброд, И сказал бы: «Давись, проглот!»
Я бы все смолотил, смолол И сказал бы: «Ну я пошел! А супец был хорош!» А отец бы: «Ну что ж, Жрать захочешь, еще придешь».
Я бы вышел, курнул «дымку» Был бы март иль апрель в соку, И мотался б скворец По березе кривой, Если был бы отец Живой.